Но ангелы-хранители никогда не уходят. А Лана была ангелом-хранителем. Одному Богу известно, какая сила была в этой хрупкой красивой женщине, сумевшей вытащить своего мужчину из болота. Лана всегда стояла за спиной Раймондса. С уважением, любовью и уверенностью. Как стена. Как мягкая поддержка. И Паулс это чувствовал.
Паулс только внешне такой резкий и ироничный. За этой маской — нежность и любовь. Особенно нежно он отзывался о Лане, своем ангеле-хранителе. Она хоть и выглядела хрупкой, на самом деле была сильной женщиной. Именно она могла защитить Раймондса от несчастий. Она была той, кто до сегодняшнего дня сберег для нас Маэстро, хотя нет — она оберегает его и сегодня.
Многие пытались вытянуть из Паулса рассказы о Лане, но почти никогда ничего не получалось. «Ну что нового они могут узнать от меня... Я же понимаю, в какую сторону они тянут, — как-то сказал Паулс, — я могу просто поговорить, но до конца ничего не скажу. Есть вещи, о которых я не хочу говорить. Что было, то ушло, и сегодня копаться в моих минувших днях... В жизни любого человека можно найти что-то неправильное. И в моей тоже. На самом деле мне все равно, что думают обо мне журналисты. И хотя я много вращаюсь в обществе, я один. Отчитываюсь только перед собой. Это не притворство, это правда. Думаю, что в моем одиночестве есть какая-то польза».
Лана в свое время рассказывала, что не хотела идти на концерт Паулса, но ее туда привела подруга. Лана вошла в зал с опозданием и слышала только музыку, которую играл Раймондс, и сначала она влюбилась в эти звуки, а уже потом в Раймондса. Лана, женщина, пришедшая из другой страны, из другого менталитета, из других традиций, языка и культуры, была настолько толерантной, что пела своим внукам латышские песни и рассказывала сказки на латышском языке... Она пережила весь период Атмоды, стояла под флагами Латвии на набережной. Тогда она сказала: «Наконец-то будет положен конец лжи». Однажды один журналист сказал Паулсу в радиоинтервью: «Когда вы познакомились с Ланой, она была молодой и красивой женщиной»... Но Паулс добавил: «Она и сейчас красивая женщина».
Паулс вспоминал: «Когда мы впервые пришли к Лео Кокле в его богемную мастерскую, некоторые его гости чуть не упали в обморок от красоты Ланы. Но есть одна очень серьезная вещь, которая важнее всего, в том числе и красоты. Я сказал своим близким: нужно понимать одну границу, через которую нельзя переступать. Если к тебе начинают относиться примерно так — ну, он же старый болван, он не понимает, что болтает, если ты физически еле двигаешься, если... Помню, я вижу на сцене одну замечательную актрису, она была уже очень старая, и думаю — как бы она не упала... Тогда, может, лучше не выходить на сцену? Если я сам этого не пойму, пусть мне кто-нибудь скажет. Умереть на сцене? Да, иногда это может выглядеть даже очень красиво. У каждого в жизни — своя тайна, и ты не знаешь, чем и когда все закончится. Но надо молиться, чтобы все закончилось достойно».
Я знаю, что нет слов утешения, но мы по крайней мере можем мысленно передать свои силы и поддержку. Положим руки ему, нашему Маэстро, нашему Раймондсу Паулсу на плечи и будем думать о том, что жизнь каждого человека записана на небесах, и в жизни Ланы — полной самоотдачи и искренности — записано, когда «в рябине красной горит осень» (pīlādzī sarkans deg rudens), когда «на родине моей скоро пойдет снег» (dzimtenē manā drīz snigs), а «руки твои белы от света и несут мне покой» (tev rokas ir gaismā baltas un mieru man dod). Эти слова когда-то написал друг Раймондса Янис Петерс, и Маэстро облек их в звуки. Песня о Лане и о любви, и она никогда не исчезнет, не перегорит, не умрет. Пусть покой и любовь будут вечными, Маэстро!
