Таллиннская триеннале «Сила образа» проходит в Эстонском музее архитектуры и принимает более 80 художников из 26 стран.
Бородатое пляшущее пугало в окружении волка, крокодила и девочки в лисьей маске. Алиса, ныряющая вместе с Мышью в сине-зеленый водяной параллелепипед. Свинья на фоне розового неба за колючей проволокой, тело которой состоит из черных и белых волчьих морд.
Безудержно яркие южные краски и скупая черно-белая графика. Сюжеты и орнаменты национального фольклора и модернистский сплав самоиронии, нефигуративных изображений и легкого абсурда. В павильоне, выстроенном внутри таллиннского музейного зала, можно увидеть иллюстрации художников со всего мира к стихотворениям Хармса, антиутопии Оруэлла, сказкам Кэрролла и пьесам Шекспира. И не только.
Kontekst.lv поговорил с куратором выставки Вийви Ноор о том, что изменила война, действительно ли искусство способно объединять, знают ли в мире эстонскую иллюстрацию и почему Эстония подготовилась к Болонской международной биеннале 2025 года уже сейчас.

Как появилась идея Таллиннского триеннале иллюстрации?
Началось с того, что в Литве появилась триеннале иллюстрации стран Балтии — Латвии, Литвы и Эстонии. Это было очень интересно, и я захотела, чтоб и у нас в Эстонии было что-то подобное. В то время одна из моих подруг была заведующей отделением выставок в Национальной библиотеке. Я пришла к ней и сказала, что хочу делать триеннале. Но поскольку выставка стран Балтии уже есть, мы вместе стали думать и решили, что это могло бы быть триеннале стран вокруг Балтийского моря. С этого и начали 20 лет назад, в первых наших триеннале участвовали десять стран, расположенных вокруг Балтийского моря. Но потом мне стало скучно, потому что я много ходила на выставки, ярмарки и знала, как много есть в мире интересных художников. И я пригласила в гости тех художников, которых лично знала, из Италии Испании, Беларуси, Ирана.
Эта выставка оказалась очень хорошей, и уже в следующие разы мы делали так — выбирали какой-то новый девиз и под него собирали художников от Балтийского моря до Средиземного и еще дальше. Сейчас в триеннале участвуют более 80 художников из 26 государств, так что весь мир нам открыт.
Как менялось триеннале за эти два десятилетия?
Главный принцип, который у меня был с самого начала, сохраняется и сейчас — это триеннале, где я работаю для художников. Я лично переписываюсь с каждым участником, которого мы приглашаем. Многие художники очень удивляются, что, когда они посылают письмо на другие триеннале или международные выставки и что-то спрашивают, им может никто не ответить. Это нормально, потому что там работают официальные лица, для них это просто служба. А для меня это по-другому. Этот принцип как был, так и остается до тех пор, пока я буду куратором триеннале.
А в остальном изменилось только то, что раньше это было триеннале для десяти стран, а теперь оно для всего мира. Количество участников ограничено только финансами и помещением.

Еще до войны в Украине триеннале экспонировалось в Москве и пользовалось там успехом, в нем участвовали российские художники. Теперь их нет. Легко ли было принять решение отказаться от сотрудничества, ведь среди россиян есть ваши друзья и коллеги?
Конечно, это было трудное решение, потому что у меня много близких друзей в Москве, там живет моя лучшая подруга, художница Ольга Ионайтис. Там живут и другие мои хорошие друзья. Очень жаль, но что делать — несмотря на то что все они против войны, я не могу пригласить их. Мы приняли решение, что, пока идет война, российские художники не будут принимать участия в триеннале.

Помимо того, что здесь нет российских художников, война еще как-то сказывается на выставке?
Приведу один пример. Художники могут присылать на триеннале иллюстрации из книги, но могут делать и специальные иллюстрации для выставки. И вот одна художница из Германии, Джудит Клей, прислала мне иллюстрации. Джудит делала их не для выставки. Просто, когда началась война, она чувствовала, что не может промолчать и хочет как-то высказаться. И она сделала цикл иллюстраций, на которых война показана через тему беженства.
Это те, где изображены две девочки лицом друг к другу, а между ними вперемешку — слова и буквы из немецкого и украинского языков?
Да. Когда я пригласила Джудит принять участие в выставке, она спросила, может ли послать свои рисунки, хотя это и не иллюстрации для книги. Она просто не могла их не сделать. По-моему, это очень хорошие работы. Не знаю, выйдет ли когда-нибудь книга с этими иллюстрациями, но я очень рада, что она прислала мне эти работы, они очень сильные.

Кроме триеннале, вы курировали выставку иллюстраций к «Алисе в Стране чудес» Кэрролла, проходившую в Москве. Неожиданное продолжение этой темы можно увидеть сейчас в иллюстрациях украинской художницы Инны Масляк...
Эта выставка по «Алисе» — очень длинная история, потому что многие художники не любят эту сказку, но хотят делать рисунки по ней, потому что это дает очень много возможностей. И как-то у меня был день рождения, 60-летие, а когда у тебя круглая дата — полагается делать что-то, организовывать какое-то событие. И я решила пригласить своих друзей из всех стран на чаепитие. Они делали специально для меня картины для этой выставки, это был подарок ко дню рождения. Получилась выставка, которая путешествовала по многим странам пять лет.
Но я тогда не знала ни Инну, ни ее работы. А Инна, наверное, знала что-то об этой выставке, потому что однажды я получила от нее книгу из Украины. Мы не были тогда знакомы, только дружили на Фейсбуке. И вот благодаря этой книге я открыла для себя Инну. С тех пор я ее знаю, и, конечно, я пригласила ее поучаствовать в триеннале. Но я не знала, что она посылала, а она послала как раз «Алису в Стране чудес» со своими иллюстрациями.
Когда началась война, она делала одну книгу, которую в Украине еще не успели напечатать. Это книга «Спасибо!», по-эстонски «Tanud!». И я попросила одну мою хорошую знакомую, которая владеет издательством, выпустить эту книгу, и сейчас она печатает эту книгу на эстонском и украинском языках, так что ее можно будет найти в Эстонии.

На соседних стендах в зале — работы художников из Ирана и Израиля. И это, наверное, одно из немногих мест в мире, где представители этих стран, находящихся почти на грани войны, оказались в дружественном контексте. Что вы об этом думаете? Действительно ли искусство способно объединять?
Ситуация, в которой мы все оказались, очень сложная, и я не вижу выхода из нее. Сейчас мы отброшены на 50 лет назад. Была надежда, что потихоньку все будет налаживаться, потому что такие изменения не происходят сразу. Но сейчас ее нет. У меня есть близкие друзья и в Израиле, и в Иране, и только что на триеннале произошел такой случай. Председатель жюри из Ирана, Али — профессор художественной академии, очень важный деятель в художественном мире — должен был вручать диплом победителю. Им оказался израильтянин. И Али сказал, что не может дать диплом израильскому художнику, так что мы решили вручать дипломы поочередно — сначала он, потом я. Али прекрасно понимает, что это глупо, но если он хочет возвращаться в Иран, приходится играть по правилам: ты либо уезжаешь из страны, либо остаешься… Это как в России сейчас.
Но вообще ситуация в мире страшная. То, что делает Россия в Украине, — это ужас, и теперь к этому добавился другой ужас, в Израиле. Страшно подумать, что будет, если этот конфликт разрастется.
Почему триеннале называется «Сила образа»?
В образе есть сила — это действительно так. Картина может передать очень многое. Вот мы видим в Интернете хорошие антивоенные плакаты или плакат, посвященный убитой девушке из Ирана… Там есть сила. Если хороший художник рисует, если он найдет правильную идею — ты чувствуешь в этом мощь. Это не как в советское время, когда мы выступали против войны во Вьетнаме, которого мы вообще не знали, и это нас не трогало, потому что мир был закрытым. Нас ничего не трогало из того, что происходило не у нас. А сейчас, когда мир открыт, нас трогает все. И теперь мы понимаем гораздо лучше, какая сила есть в картине, в изображении.
Как подбирается жюри? Из кого оно состоит?
Раньше, когда в выставке участвовали только десять стран, мы приглашали членов жюри сюда, они работали два дня и выбирали лауреатов. Но, так как денег всегда бывает мало, они все были из близлежащих стран: Латвии, Литвы, Финляндии… Но это тоже было скучно. Вкус и выбор жюри был похожим, практически одинаковым.
А когда выставка стала очень международной, то я захотела, чтобы и жюри было из очень разных стран. И тут помог ковид. Так как физически люди не могли приехать, я смогла выбрать очень хороших художников со всего мира. И в жюри оказались художники из Китая, Ирана, Аргентины, Мексики, Германии. Они все были очень разные, и результат, что интересно, был совсем другой. И я думаю, что такой принцип отбора работает лучше. В этот раз я тоже выбирала очень хороших художников из разных стран, и так теперь и будет.
На выставке много эстонских работ. Вы можете назвать общие черты, которые отличают эстонских иллюстраторов?
Не могу. Это очень странно, потому что я узнаю русские, иранские, польские работы. Я узнаю почти все. Я только не знаю, что общего у работ эстонских. Но, когда я завела об этом разговор в России и в Польше, россияне и поляки сказали: а мы видим общее! Это, наверное, то, что ты не замечаешь, именно потому что находишься внутри. Но другие-то видят! Потом я говорила с людьми и из других стран, и все они сказали: а мы видим. Это что-то такое, что ты чувствуешь, но словами передать очень нелегко.
Знают ли в мире эстонскую книжную иллюстрацию?
Это парадокс, но, хотя эстонские книги за пределами Эстонии никому не известны, эстонскую книжную иллюстрацию знают в мире очень хорошо.
Например, недавно ко мне пришла директор Болонской ярмарки, которая у нас сейчас в гостях, и, когда я назвала свое имя, она воскликнула: а, это вы тот известный художник, я давно знаю ваше имя! Наших книг, может быть, не знают, потому что никто не знает эстонского языка, но наши выставки путешествуют по всему миру. Я делала множество выставок в Италии, в России, в Польше, в Венгрии, в Германии, в Америке. И там экспонируются не книги, а наши иллюстрации. Так что в мире нас знают.

Среди «группы поддержки» триеннале есть Центр детской литературы. Вы ведь имеете к нему отношение?
Да, это моя работа.
Расскажите о нем. Если я правильно понимаю, таких центров нет в других странах Балтии?
Такого конкретно центра, как у нас, вообще нигде в мире нет. Везде есть что-то, связанное с детской книгой. Есть центральные детские библиотеки в Москве и Латвии, есть академический институт, например, в Стокгольме. Есть разное, но такого, как у нас — центра и научного, и практического, и для детей, и для общества, куда приходят знакомиться с книгами и самим делать книги, — действительно нет нигде.
А как он появился? В Эстонии особое отношение к детской литературе?
Началось с того, что в Эстонии во время Первой Республики была детская библиотека. Потом, в советское время, это была просто библиотека. Но знания о детской книге где-то надо хранить, и здесь очень многое зависит от директора. И в библиотеке появился директор, который начал собирать детские книги на эстонском языке. И сейчас у нас есть огромная коллекция детских книг на эстонском языке, которые печатали в разных странах мира. Самая старая детская книга на эстонском была издана, по-моему, в 1815 году.
Я работаю в центре с 2007 года, и с тех пор он сильно изменился. Туда взяли человека, который изучает детскую литературу. И взяли педагога, который начал работать с детьми, этого тоже раньше не было. То есть центр занимается и научными исследованиями, и практической работой. У нас есть кружки для детей, где их учат, как писать книги, как их иллюстрировать, как делать комиксы. Библиотека детская тоже есть.
Когда меня пригласили туда работать, там не было галереи, но, когда они узнали, что центр будет в новом здании (до этого он занимал одну квартиру в центре города), директор позвал туда меня. Я была свободным художником и поначалу отказалась. Через год они опять меня пригласили и добавили, что, если я не приду работать к ним, галереи в центре не будет и все художники будут ненавидеть меня!
Я подумала: боже мой… Я ведь всегда была свободным художником. Но они пообещали, что я буду делать все, что делала до сих пор, только они будут платить мне за это, потому что до того я делала выставки бесплатно. И я не должна буду ходить на службу.
Это же работа мечты.
Да, это работа мечты. Но только дай такому идиоту, как я, возможность поработать. Потому что сперва я должна была делать в нашей галерее семь выставок в год, но делала примерно 10-12. Кроме того, я делала международные выставки каждый год, минимум одну, иногда две. Этого нет в контракте, но это то, что мне интересно делать. Потому что делать просто так какие-то выставки в галерее мне абсолютно неинтересно.
Алиса говорила, что книжки без картинок никому не нужны. Книжки с картинками для детей привычны всем. Но на триеннале много иллюстраций к недетским книгам, например к «Скотному двору» Оруэлла или к пьесам Шекспира. Зачем иллюстрировать «взрослые» книги? Вам приходилось слышать, что это не нужно, что читатель в состоянии и без подсказки художника вообразить персонажей книги?
Я думаю, что может быть и так и так. Есть такие книги, где я не хочу видеть иллюстрации, а хочу просто читать. А есть книги, где иллюстрации очень на месте. Например, если я читаю какую-то серьезную книгу, где я иду внутрь, я действительно не хочу картинок. Но думаю, что есть книги, в которых картинки не только уместны, но даже необходимы. Например, поэзия, детективы или фантастика. Но я — человек, который очень много всегда читал и читает. И сейчас есть для взрослых книги без слов. Это графические романы. Я их открыла для себя, когда училась в художественной академии. Один русский парень мне принес такую книгу, он их собирал. Я не очень большой друг комиксов, и таких книг до этого я вообще не видела. Но, когда он мне показал этот графический роман, я была в восторге, потому что он был исполнен на очень высоком художественном уровне. И таких книг сейчас довольно много.
Это стало другим видом искусства. Даже не литературы, а именно искусства, где книга — это просто оболочка.
Выставка подготовлена на высоком профессиональном уровне. И список спонсоров, перечисленных на афише, впечатляет. Как вам удалось заручиться такой поддержкой?
У нас указывают на афише всех, кто хоть немного помогал, например, это Союз графических дизайнеров, Национальная библиотека, Центр детской литературы. Но самый большой вклад внесло Министерство культуры Эстонии. А зачем это им? По очень простой причине: мы - почетные гости Болонской биеннале в 2025 году, и этот павильон построен для Болоньи. В этом пространстве «родные» только камни, все остальное — рейлы, серые стены, коридоры — выстроено. Обычно очень трудно найти деньги на выставку, каждый раз мы ходим с протянутой рукой. Но в этот раз огромные деньги были вложены Министерством культуры, и город Таллинн тоже помогал. Вообще Музей архитектуры — очень хорошее место для выставки, и я надеюсь, что и впредь мы будем здесь проводить Таллиннскую триеннале.