Руководитель отдела оперативной деятельности Управления внутренней безопасности Службы госдоходов Гита Плауде потеряла работу за отказ выполнять противоправные распоряжения высоких должностных лиц СГД.
В 2019 году, после более чем 20 лет работы в различных структурах, связанных с безопасностью финансовой сферы государства, работу в Службе государственных доходов (СГД) потеряла тогдашняя руководитель отдела оперативной деятельности Управления внутренней безопасности Гита Плауде. Причина -- она отказалась выполнять противоправные и противозаконные распоряжения высоких должностных лиц СГД.
И хотя тогда Гита Плауде официально предоставила информацию о ситуации и Генеральному прокурору, и руководителю Государственной канцелярии, и министрам финансов и внутренних дел, никакой реакции не последовало. Сегодня Г. Плауде вынуждена констатировать -- почти все упомянутые в ее заявлении риски стали реальностью, и под крылом СГД фактически действует группа людей, обеспечивающая прикрытие возможных правонарушений высоких должностных лиц. И не только это.
Почему после 20 лет успешной работы в СГД вы внезапно стали нежелательным лицом? Была ли какая-то конкретная причина?
Как известно, 2019 год был годом различных перемен -- менялась исполнительная власть, и в СГД был назначен новый генеральный директор -- Иева Яунземе. Еще до ее прихода в СГД была проведена серьезная реорганизация -- отдельно было выделено Управление внутренней безопасности с функциями учреждения по расследованию и оперативной деятельности, а также после объединения различных структур было создано Управление налоговой и таможенной полиции (УНТП).
Почти одновременно с приходом Яунземе на должность руководителя Управления внутренней безопасности был назначен Айгар Прусакс, только что оставивший работу в Бюро по предотвращению и борьбе с коррупцией. Одновременно на должность заместителя директора УНТП была «ротирована» ранее переведенная на другую должность из-за рисков коррупции Кристине Прусака-Бринкмане, к тому же, это произошло по прямому распоряжению Яунземе.
Как известно, совпадение фамилий не является случайным: Кристине Прусака-Бринкмане является бывшей супругой Айгара Прусакса, у них есть ребенок. Когда в сентябре 2019 года я вернулась из ежегодного отпуска, узнала от коллег, что готовится специальное распоряжение А. Прусакса о том, что любая информация о возможных нарушениях или преступных деяниях К. Прусаки-Бринкмане передается не директору Управления внутренней безопасности и далее -- для проведения возможных оперативных действий, руководителю отдела оперативной деятельности, то есть мне, а руководителю отдела Управления досудебного расследования.
Через несколько дней это распоряжение было издано официально. Но этот шаг откровенно противоречит нормам Закона об оперативной деятельности. А. Прусакс фактически передал свои компетенции структурному подразделению, которое вообще не занималось оперативной деятельностью. К тому же и у самого директора службы нет компетенции для ведения оперативной деятельности, а только функции контроля и надзора за применением и выполнением закона.
Поясните, пожалуйста, простыми словами, поскольку не все понимают заключенную в юридических терминах информацию.
Если говорить простыми словами, то Айгарс Прусакс своим официальным распоряжением создал легальную «крышу» или «фильтр» для прикрытия возможных правонарушений своей бывшей жены. А именно -- создание для передачи информации посредника (у которого нет никакой связи с оперативной работой) фактически гарантировало, что любые возможные противоправные или даже преступные действия К. Прусаки-Бринкмане не будет подпадать под оперативную деятельность.
Как я написала в одном из своих заявлений: «Упомянутое распоряжение парализует компетенцию отдела оперативной деятельности, поскольку в соответствии с порядком оборота документов, у должностного лица отдела оперативной деятельности при получении от жителей информации не будет возможности передавать ее дальше в установленном законом порядке».
Проинформировали ли вы об этой ситуации вышестоящие инстанции?
Да, и Генерального прокурора, и министра внутренних дел, и министра финансов, и Государственную канцелярию. К тому же я делала это и как должностное лицо, и как лицо, поднимающее тревогу, и не анонимно, а открыто. О своем решении подать это заявление я уже заранее предупредила Айгара Прусакса.
Были ли еще какое-то обстоятельства, сделавшие вас «нежелательной» персоной?
Во-первых, допускаю, что мое дальнейшее пребывание в должности вызывало опасения и у А. Прусакса, и у других должностных лиц СГД высокого ранга, поскольку у меня в делопроизводстве было довольно много дел, в которых фигурировали и другие имена, предание гласности которых было бы нежелательным. И моя принципиальная позиция в вопросе о Прусаке-Бринкмане эти опасения, скорее всего, укрепила. Было ясно, что меня нельзя будет заставить замолчать, к тому же существовала вероятность того, что в делах, которые находились в моем ведении, уже могла быть информация именно об упомянутой Прусаке-Бринкмане.
Во-вторых, в разговоре со мной А. Прусакс совершенно конкретно и откровенно назвал круг должностных лиц, которые в дальнейшем будут в статусе «неприкасаемых», то есть об их возможных противоправных действиях Управление внутренней безопасности не будет собирать материалы, не будет начинать дела об оперативной деятельности, одним словом, не будет ничего предпринимать. Так как я однозначно заявила, что для меня такая практика неприемлема, то очевидно, с этого момента моя судьба в СГД была окончательно решена.
Еще раз. Айгар Прусакс назвал конкретных должностных лиц, возможная противоправная деятельность которых ни в коем случае не будет подпадать под деятельность Управления внутренней безопасности?
Именно так. Поэтому я и говорю о существующей в СГД «легальной крыше». Сознательно создается ситуация, при которой Бюро по предотвращению и борьбе с коррупцией исключается из возможной деятельности по расследованию. Так сказать, у вас есть свое Управление внутренней безопасности, справляйтесь сами.
Но если Управлением внутренней безопасности СГД руководит человек со списком «неприкасаемых» должностных лиц в руках, то какие еще могут быть вопросы о каком-то соблюдении законов? Фактически все прогнозы о коррупционных рисках внутри СГД, которые я в письменном виде высказала высшим инстанциям, сбылись. К сожалению.
Можете ли вы назвать хотя бы часть имен, которые А.Прусакс называл «неприкасаемыми»?
Думаю, что ответы на эти вопросы можно найти в публикациях СМИ -- о том, что в последнее время происходит а СГД.
Есть ли среди них и должностные лица СГД высшего ранга?
Да, почти все только самого высокого ранга.
Вернемся к вашему фактическому изгнанию из СГД. Как события развивались дальше? И какие должностные лица были непосредственно привлечены к реализации процесса вашего увольнения?
Через два дня после упомянутого мною разговора появилось распоряжение о моем переводе на другую должность в Управлении взыскания долгов по налогам. Не будем говорить о том, что эта должность ниже оплачивалась, было еще несколько обстоятельств. Меня «ротировали» на пост, который в свое время занимало лицо, привлеченное к уголовной ответственности именно в результате моей деятельности.
И насколько бы объективно «нейтральными» ни были бы мои будущие коллеги, не стоит специально пояснять, каким в любом случае было бы отношение ко мне. Это было сознательное, некорректное и грубое давление на меня. Немного позже я узнала, что в планы руководства СГД входила ликвидация предложенного мне нового рабочего места.
Но это уже не имело значения. Точнее всего отношение руководства характеризует способ, каким меня освободили от должности именно в Управлении внутренней безопасности. Через пару дней после упомянутого разговора с Прусаксом он зашел в мой кабинет и с какой-то странной радостью настойчиво посоветовал мне открыть э-почту. Я попросила пояснений, но получила только еще одно предложение посмотреть письмо.
Открыв э-почту, я увидела распоряжение Иевы Яунземе о моем переводе. В тот момент, когда я прочла текст, Прусакс буквально бросился бежать из моего кабинета, хотя я задала ему ряд вопросов. Именно так, он трусливо убежал.
Через короткое время я обратилась к Иеве Яунземе со многими вопросами по поводу моего перевода, в том числе я упомянула и о возможной связи с моим отношением к распоряжению о Прусаке-Бринкмане, о «новом стиле работы» Айгара Прусакса, а также о моральных аспектах перевода.
В ответ я получила подписанный не Яунземе, а ее заместителем Даце Пелекой документ, содержавший лишь формальные отговорки и манипулирование такими терминами, как оптимизация структуры, реорганизация и т.д. Но ответ по существу ни на один из моих вопросов я не получила. Кстати, для Иевы Яунземе очень характерно не брать «грязную» работу на себя, а «делегировать» ее нижестоящим должностным лицам.
Дальше все развивалось стремительно: фактически мне даже не дали времени, чтобы передать все находившиеся в моем ведении дела, как бы это происходило в случае нормальной смены должности. Меня прямым распоряжением Прусакса почти моментально отключили от всех баз данных, закрыли допуск к внутренним системам СГД, хотя формально я продолжала выполнять свои обязанности. В течение неполных двух дней все мои «следы» были стерты. И несмотря на всю ту значительную работу, которую мне удалось выполнить и которую признавали даже на международном уровне, я оказалась на улице. Просто и быстро.
И все же еще раз о ваших заявлениях в вышестоящие инстанции. Неужели действительно не было никакой реакции?
Можно сказать, что никакой. Если не считать формального ответа о том, что информация получена.
Может быть, эти инстанции не реагировали, допуская, что предоставленная вами информация может быть очень субъективной -- из серии «слово против слова»?
Именно поэтому я в своем заявлении указала, что в моем распоряжении имеется аудиозапись, которая подтверждает сказанное мной и Айгаром Прусаксом. Но и это до сих пор никого не заинтересовало.
То есть в вашем распоряжении по-прежнему имеется аудиозапись, на которой можно услышать все упоминавшиеся высказывания А. Прусакса, но никто не высказал по отношению к ним ни малейшего интереса?
Не напрасно я все время говорю о существующей «крыше» для прикрытия деятельности высоких должностных лиц.
Не так давно с весьма шокирующими заявлениями выступила бывшая следователь управления Налоговой и таможенной полиции Инита Луре. Она рассказала о специальных «заказах» высших должностных лиц СГД -- найти «все равно что» для использования против публицистов Лато Лапсы и Юргиса Лиепниекса. Действительно ли тому, что она сказала, можно верить, учитывая ведущееся сейчас против нее расследование о возможном фабриковании дел?
Я никак не могу комментировать мотивы Иниты Луре, возможно, что эти мотивы действительно следует искать в ее собственной ситуации и ее возможном улучшении. И все же я считаю, что это не главное. Самое важное -- это то, что предоставленная ею информация по сути имеет очень высокую степень достоверности.
Значит, можно предположить, что СГД использовалась как инструмент для того, чтобы попытаться заставить замолчать тех, кто открыто говорит о происходящем?
Думаю, что такие случаи есть и не единичные. К тому же, проводя различные оперативные действия, можно получить то, что принято называть «два в одном» -- например, информацию с отдельных носителей информации или что-то еще, не имеющее прямой связи с конкретным начатым делом.
Вы молчали более трех лет. Почему сегодня вы готовы публично говорить о не совсем легальном закулисье работы СГД?
Потому что накопленный почти за 20 лет работы опыт уже три года назад позволил мне сделать вывод, что возможные коррупционные риски в самых высоких слоях СГД достигли критического уровня. Сегодня я вижу, что все мои совершенно не оптимистические прогнозы сбываются -- на должности возвращаются или «ротируются» все те должностные лица, которые непосредствено были и по-прежнему связаны с этими рисками.
Начиная с самых маленьких должностей и заканчивая сидящими в самых высоких креслах. Более того, все чаще и чаще в публичное пространство попадает информация о конкретных случаях реализации различных противоправных схем и откровенной противозаконной деятельности, но даже эта гласность не создает препятствий для «крышевателей» и «создателей схем». Иногда возникает ощущение, что в высших эшелонах власти царит сознание абсолютной неподсудности и вседозволенности. И поэтому я очень надеюсь, что рассказанное мною станет хотя бы одним толчком к тому, чтобы наконец-то изменить ситуацию. Конечно, если найдутся те, кто захочет это сделать.
